…1994 – й год. В большом зале Дворца культуры – молодежь, много молодежи. Идет смотр художественной самодеятельности профессионально – технических училищ города, посвященный 50 – летию со Дня Победы над фашистской Германией.
Звучали стихи, песни в исполнении  юношей и девушек. И вдруг зал притих: на сцену бодрыми шагами со своей неизменной подругой – гитарой выходит ветеран, который пронес через годы разлуку с родными, боль потерь, физические невзгоды, сумев остаться большим оптимистом, человек, который своим душевным теплом согревает других. Это был Константин Михайлович Юданов. Его задушевное пение просто загипнотизировало; прошло мгновенье после последнего гитарного аккорда и … зал взорвался аплодисментами.
Калейдоскоп моей памяти движется стремительно, высвечивая все новые и новые грани: Константин Михайлович встречается со школьниками, а вот он  в кафе Дворца культуры нашего предприятия, где собрались любители – краеведы по поводу 400 – летия прибытия Ричарда Ченслера к ягринским берегам.
Как – то мы случайно встретились на улице, где он рассказал о своем «родовом» гнезде в Саратове, куда собирается поехать на лето вместе со своей женой Ниной Иосифовной, а также о том, что сейчас он – дома за работой – намечает вехи мероприятий, которые предстоит сделать с юнгами Северного флота (Юданов возглавляет нашу городскую организацию).
Очень запомнился момент появления К.М.Юданова в заводской радиостудии, его рассказ и песни о войне не из книг, а из самой жизни, выстраданной и, наверное, поэтому так дорого ценящейся.  
Меня тогда приятно поразило теплое отношение к ветерану тех, кто с ним работал раньше. Весть о том, что пришел Юданов, как-то быстро разошлась. Сначала пришел один, поприветствовал Юданова, потом с цветами и объятиями появилась молодая сотрудница. Чувствовалось, как тепло относятся к Константину Михайловичу люди.
К.М.Юданов очень щедрый внутренним богатством человек. За свою жизнь он не нажил злата-серебра, но приобрел самое главное – душевное богатство и житейскую мудрость.
Не думал саратовский парнишка Костя, когда бегал в военно- морской кружок во Дворец пионеров (вел его старый боцман), что судьбой уготовано испить ему горькую жизненную чашу, суждено познать во всех деталях страшное слово «война».
Начало войны, первый весельный 120 – километровый поход на морских шлюпках, первые кровавые мозоли, работа на Волжском чугуно-литейном и механическом заводе.
- В 15 лет я уже добровольно работал по 12 часов, - вспоминает Юданов, - уставая до изнеможения. С волнением слушал по радио тревожный голос московского диктора Ю.Б.Левитана об оставлении нашими войсками, после упорных и кровопролитных боев, очередного города … Настроение было паршивое и все – таки вначале я добился выполнения нормы – 280 мин. Я стоял на слесарной операции прогонки метчиком резьбы и головки мин. Постепенно, втянувшись, стал перевыполнять норму. 350 штук, 400, 500 и наконец 720 мин в смену. Мой школьный друг Олег Смирнов предлагал мне бежать в какой – нибудь партизанский отряд, чтобы, как он говорил, «крошить этого гада Гитлера». Однако фронт от Саратова был далеко.
Мы, мальчишки, каким – то далеким внутренним чутьем уже тогда угадывали, что нам, так или иначе придется встретиться с этим гадом Гитлером, ощущение было таким, словно мы ждали своего часа. Иногда заходили в военно-морской клуб, но реже, чем раньше, т.к. уставали на работе. И вот теперь уже не помню, кого я встретил из клубовских ребят, но они мне сказали о наборе добровольцев в школу юнг. Это сообщение придало мне крылья, и я, точно еще не зная, что это такое, полетел в клуб, предчувствуя, что это именно то, чего мы так долго ждали. Да, это то самое!
А немцы взяли Воронеж и прут на Сталинград ... За ужином отец нахмурил брови, долго молча думал, вздохнул и, наконец, сказал: «Подумай, Костя, сам хорошенько».  «Я, папа, хорошо подумал», - ответил я.
И вот день отправки - 22 июля 1942 года. Нас около сотни подростков. На пристани и на берегу Волги масса родителей, родственников, школьных друзей. Разговоры наперебой, напутствия. Пароход отходит …
Все мы дружно запели «Раскинулось море широко!». Но что это?  Весь берег застонал, заголосил, и мы увидели то, от чего сжались наши сердца. Как никогда раньше все те, кто был на берегу, стали нам так дороги! Дружно начатая песня стихла, и многие наши ребята утирали слезы… Мы не могли без волнения видеть всю эту скорбную картину, слезы наших матерей, их последние крики: «Прощай … навсегда…»
Наступила тяжелая, но понятная для всех минута. Это мы прощались со своим детством.
В Архангельск мы прибыли с трехдневным голодным пайком, но судьбе навстречу строем шагали по его мокрым от дождя мостовым, гордо подняв головы и подтянув потуже животы. Мы шли в Соломбалу. А там, во флотском полуэкипаже, уже звенели баяны, кое – где слышались звуки чечетки, звучала модная в то время песня «Деревья нас с тобою провожают, мальчишки нас толпою окружают, на нас девчата смотрят с интересом, мы из Одессы моряки».
По каменным ступенькам полуэкипажа шныряли куда – то будущие моряки - стриженные под ноль ребятишки из Москвы, Сталинграда, Серафимовича и других городов России.
На медкомиссии меня забраковал хирург: плоскостопие. От досады заплакал. Долго стоял, молчал перед ним, сопел, а врач смотрел на меня, держа в руках бумагу с моей фамилией. Потом изрек: «Ладно, иди, но тебе будет трудно». Наконец нас обмундировали. Я шел с огромным тюком белья и думал о том, что когда – то писатель Новиков – Прибой сказал приблизительно так: «Ну вот, главное сделано, осталось только семь лет прослужить». Невольно вспомнив это, я с грустью подумал: «Да, но тогда не было немцев под Сталинградом»…
Школа юнг. О ней можно писать книгу. Она для всех нас была школой жизни. Прекрасные воспитатели, преподаватели, лучшие кадры флота учили нас уму – разуму, переживая за нас, мальчишек, в своей трудной  миссии – подготовке нас к войне. Сможем ли мы выполнять их заветы, наставления?  
Начальник школы Николай Юрьевич Авраамов – старый флотский офицер. Помню, как по – отечески он поздравлял нас, когда на школьных соревнованиях наша шлюпка – шестерка заняла первое место. И вот уже конец лета 1943 года. Отличники имеют право выбора флота, на котором они пожелают служить. Нас четверых из 42 смены: Ивана Алаторцева, Федю Хайруллина, еще кого – то и меня вызвали на комиссию. Ее председатель инженер – майор Ребудэ, видя нашу растерянность, выводит нас из этого неловкого положения вопросом: «Ну что, будем служить на любом, но действующем флоте. Не так ли?»  - Так точно», - отвечаем мы, и все четверо оказываемся на Северном флоте.
- Вот он – «Гремящий», - сказал сопровождающий меня и Олега Новикова старшина и подвел нас к его борту. Мы с трепетом шли по трапу, поприветствовав гвардейский флаг. На борту корабля увидели солидного человека в мичманке и кожаном реглане. Думаем: «Вероятно, командир корабля». Прижались к надстройке и вытянулись перед ним. Подойдя к нам, он внезапно хриплым голосом закричал: «Какого черта на надстройку облокачиваетесь?» После чего мы поняли, что так  состоялось наше первое знакомство с главным боцманом корабля.
Его бодрящий голос дал нам понять, что на корабле существует порядок, который никому не дозволено нарушать. Начались боевые походы. Набеговые операции на немецкие караваны, поиски подводных лодок противника, сопровождение союзных и отечественных караванов и т.д.
Мои наставники на «Гремящем» Коля Волков, Александр Лобанов, командир отделения Василий Степанович Сухой, Семен Максимов. Это все электрики. Они сделали все, чтобы через считанное количество дней я получил самостоятельное заведование и боевой номер. Будучи еще юнгой, я стал матросом. Гордился доверием и очень старался его оправдать, постоянно совершенствуя практические навыки. Запомнились ответственные операции,  которые мы провели в ночь на 10 и 11 октября 1944 г. Совместно с эсминцем «Громкий» нам предстояло подавить артиллерийские батареи немцев, разрушить мост через реку в районе поселка Титовка и поддержать огнем действия наших сухопутных войск, подготовленных к наступлению.
К месту подошли тихо. Залпы наших орудий прорезали ночную темноту. Нам, находящимся в нижнем помещении, не видно было хода артиллерийского удара, не видели мы и как огрызались вражеские батареи, но вдруг на всей корме пропал свет, отключилась электроэнергия по всей силовой магистрали.
Прекратили работу рулевые электродвигатели, вышли из строя электрические элеваторы, подающие снаряды на 3 и 4 орудия главного калибра. Все эти операции недостаточно продуктивно начали выполнять вручную. Настал черед действовать мне. Я понял, что произошло, и мгновенно бросился во второе машинное отделение.
Выскочив на верхнюю палубу, я поймал себя на мысли, что резиновые пер-чатки остались на рундуке в IV кубрике. Возвращаться некогда. Пробегая по верхней палубе, я бросил короткий взгляд на берег. Он был недалеко, чернея на фоне неба, которое все было в багровых сполохах артиллерийских разрывов. От действий нашей корабельной, армейской и немецкой артиллерии стоял сплошной гул, грохот. Невдалеке ухнул взрыв. Резануло осколками, которые с металлическим звоном и воем рассыпало по борту, надстройкам корабля. И в этот же момент что – то треснуло над моей головой. Пахнуло гарью. Вспышка залпа ослепила меня, а ударная волна оглушила. Едва устоял на ногах. В голове туман, шум, нестерпимая боль в ушах. Это вело огонь наше третье 130 –мм орудие главного калибра. Направление ствола орудия, находящегося на кормовой надстройке, в нескольких метрах от меня, было под очень малым углом относительно моего положения.
Я подбежал к люку машинного отделения, рванул рукоятку, а люк не открывался – заклинило. Снова залп орудия. С опозданием, после выстрела, делаю глотательные движения, поочередно одной рукой закрываю уши, а другой с остервенением рву рукоятку.
А орудие бьет, бьет … Прилагая все силы, до рези в животе рву рукоятку, силясь открыть люк. Что же будет? После очередного залпа чувствую, что моментами сознание затмевается. Положение мое стало критическим. Последним усилием воли, мускулов, невзирая на стрельбу, боль, резким движением всего корпуса открыл люк. Нырнул в машинное отделение. Добрался, наконец, до контактора, питающего электроэнергией всю кормовую часть корабля. Быстро снял крышку и, уже не думая ни о чем, сорвав искрогаситель, обнаженной ладонью прижал отошедшее коромысло – замкнул контакты. Электроэнергия на корму была обеспечена. А виной всему была пружинка, вылетевшая из - под коромысла контактора от сотрясений корпуса корабля, вызванных взрывами немецких снарядов. Ко мне подбежали машинисты, о чем – то спрашивали, что – то показывали, а я стоял, ничего не слышал, не понимал и украдкой обтирал кровь с лица и ушей, боясь сказать об этом товарищам. А вдруг потом спишут с корабля? Не пошел я и к врачу, т.к. через некоторое время слух восстановился. Впрочем, такие правила поведения тогда были не только моими. А потом, позже, я пойму, что это была контузия, которая еще много причинит неприятностей в жизни.
В этом бою погиб командир III орудия главного калибра Никифор Филь. Но мы отомстили за него. Место обстрела было усеяно сотнями вражеских трупов. Несколько фашистских батарей были подавлены и выведены из строя: разрушен мост через реку, по которому в огненном смерче беспорядочно метались гитлеровцы, в панике ища укрытия от наших снарядов.
Хоронили Филя позже, по возвращении на базу. Крупными хлопьями шел мокрый снег. Вокруг было тихо – тихо, словно вся природа насторожилась, смолкла перед священной памятью о нашем товарище. Как – то скорбно, контрастно чернели полузапорошенные снегом скалы и сопки. Грянули выстрелы салюта. Ребята из расчета этого орудия говорили, что Никифор Филь, будучи тяжело ранен, не оставил боевого поста, пытался командовать, пытался остаться в строю. Смерть остановила его горячий порыв.
Снова погрузка боезапаса, снова ночной поход, снова артиллерийский удар по врагу!
Сколько раз по радио звучало: «Боевая тревога! Боевая тревога! Боевая тревога!» Тогда вся кормовая аварийная партия почти одновременно прибывала на боевой пост.
Вот как описывает один из таких боев бывший юнга Северного флота:
- Вместе с первыми залпами орудий с треском во все стороны летят обломанные головки винтов и скобок крепления кабельных трасс в IV кубрике. Это от резкой динамической нагрузки на корпус от выстрелов орудий. Мы стоим наготове.
Какое- то удивительно спокойное состояние … Проходит несколько минут артиллерийской канонады, и наши орудия смолкают. Интересно, что там наверху, почему мы не стреляем? Уговариваю командира боевого поста отпустить меня посмотреть. Он отпускает при условии, что наверху я буду стоять рядом с открытым люком в IV кубрик и прыгну вниз при первой необходимости. Выбегаю. Забрезжил рассвет. Очертания берега хорошо видны. И вдруг с берега трассирующие пули и снаряды полетели в небо! Немцы нас не видят. Они просто и предположить не могли, что сюда придут наши корабли. Они думают, что их бомбят. Что же будет дальше? Однако они пришли в себя. Двойными вспышками, насколько охватывал глаз, с берега загрохотала немецкая артиллерия, а на наши корабли посыпались снаряды. Все вокруг закипело, заухало, затрещало. Огромные выбросы воды от взрывов. Осколками снова поврежден корпус «Гремящего», вышел из строя визир центральной наводки. Огонь пока не открываем, маневрируем среди этих зловещих смерчей. Взоры тех, кто стоял на корме, устремились к «Разъяренному». Он шел за нами и форштевнем разваливал волну, разбрасывая вдоль бортов многотонные водяные громады. Взрыв у него прямо на носу!  Лавина воды скрыла из глаз эсминец, но вот он снова появился. Снова взрыв! Появится он или нет?  Через мгновение, как ни в чем ни бывало, он снова в поле зрения. Постепенно, снаряд за снарядом, от носа «Разъяренного» они стали ложиться все ближе к корме «Гремящего». Казалось, что следующий снаряд накроет наш корабль.
А вот и залп наших орудий! Заговорили почти одновременно орудия всех кораблей. Комендоры работают с полной отдачей. Весь вражеский берег покрылся огненными извержениями. Горят склады с боеприпасами, потрясая окрестность сплошным гулом и грохотом.
Разрушены пирсы, потоплен немецкий корабль, стоявший у причала. Горные егеря из воды пытаются выбраться на берег, но рассеиваются корабельным огнем. У нас пока жертв нет. И вот в самый разгар боя на горизонте показываются пять немецких эсминцев. Но гитлеровские пираты не решаются ввязываться в сражение и оставляют крепость Варде на доблесть собственных батарей.
Три огромных пламени пожара в порту Варде провожают нас к родным берегам. Только «ГЩ» (так сокращенно называли «Гремящий») выпустил более 600 снарядов в этом бою.
Если говорить о впечатлении по окончании боя, то таких гигантских пожаров я больше никогда не видел. На траверзе полуострова Рыбачий вижу, как на запад летят наши бомбардировщики. Я насчитал их 50. Ну вот и закончились события. Наши корабли, в том числе и наш «Гремящий», снова вышли победителями, а командир корабля Евгений Терентьевич Кашеваров оказался достойным преемником Антона Иосифовича Гурина! Что же нас ждет впереди? Теперь домой, на базу. Наступает усталость, но хочется петь. Задержавшись в люке, окидываю взглядом окрестности Рыбачьего и с гордостью за родной корабль сердцем пою:
«Готовы к борьбе предстоящей,
  Торпеды и бомбы на «товсь».
Огнем своих пушек «Гремящий»
Врага уничтожить готов.
Врывайтесь, торпеды, в глубины,
Лети за снарядом снаряд.
Пусть дремлют в пучинах коварные мины,
«Гремящий» не знает преград!»
Верилось, что не за горами то время, когда наступят победные мирные дни, которые мы так ждали. За период войны «Гремящий»  11 раз поддерживал артиллерийским огнем фланг Красной Армии, десанты Северного флота. Участвовал в четырех минных постановках, в конвоировании 39 союзных, 24 отечественных караванов судов. Трижды действовал на вражеских морских сообщениях, дважды наносил удары по крепости Варде. Отразил 112 атак немецкой авиации, сбив 14 и повредив 23 самолета противника. Потоплена одна, повреждено несколько подводных лодок. В боях и штормах прошел 70000 миль. От орудий «ГЩ» нашли себе могилу 1500 гитлеровцев. Корабль стал гвардейским, а его командиру Антону Иосифовичу Гурину было присвоено звание Героя Советского Союза.
Прошло много лет.
Но ветераны не забыли свой корабль. По круглым датам собираются они 1 – го марта. Это день подъема на «Гремящем» гвардейского флага. Собирались и 1 марта 1983 г. по случаю сорокалетия. И где … Там, где воевали, на новом большом противолодочном корабле «Гремящий», которому вручен наш боевой флаг -  гвардейский флаг. И снова звенели колокола громкого боя, и снова бойцы вспоминали минувшие дни: … а помнишь? … а помнишь? … И мы вспоминали многое. Есть нам что вспомнить.
А много лет спустя появится песня Константина Юданова «Память» на стихи В.В.Леонова, тоже бывшего юнги.
Многое их связывало в войну и с городами Архангельск, Молотовск. Они полюбили их. Приводили сюда караваны и, только что выйдя из боя, отдыхали, наслаждаясь твердой землей и тишиной. Многие гремящинцы нашли здесь свою любовь, познали счастье мирного труда. В Архангельске живет Николай Фокеев. Лучший сигнальщик флота. Ему был доверен подъем гвардейского флага на любимом корабле. Живут там Амелюшкин, Варшеев,  бывший корабельный кок Петр Суховерхов.
В Северодвинске много гремящинцев, а среди них один из наставников Константина Юданова на «Гремящем» Александр Григорьевич Лобанов.
Я в гостях у Юдановых. Рассматриваю почетные грамоты, дипломы, которых у Константина  Михайловича целая папка. По ним можно проследить, с кем встречался юнга Северного флота, сколько души вложил в военно – патриотическое воспитание молодежи.
Под дипломами, грамотами подписи ответственных лиц ЦК ВЛКСМ, обкома, городского отделения Всероссийского отделения музыкального общества. Здесь фамилии начальника политуправления Северного флота вице – адмирала С.Варгина, адмирала флота В.Чернавина, маршала авиации Героя Советского Союза А.Силантьева, генерал – полковника А.Желтова, А.Маресьева. Этот список можно продолжать до бесконечности.
Познакомилась я с Клятвой гвардейцев эскадренного миноносца «Гре-мящий».
- Мы готовы принять смерть, но не запятнать честь гвардейского знамени, овеянного живой славой советских моряков, - читаю написанные в ней слова.
И ведь не запятнали, выстояли, победили.
За свой ратный путь получил Константин Михайлович 18 наград, в том числе: 2 медали Ушакова, «За оборону Советского Заполярья», «За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941-1945г.г.», орден Отечественной войны  2-й степени и другие.
После демобилизации
Вот и перевернута военная страница жизни Константина Михайловича. Да, нелегко найти себя после того, как ты побывал в военной мясорубке. Память всю жизнь будет хранить  эпизоды страшной войны.
- После демобилизации я очень страдал нервным заболеванием (сказалась контузия, как потом понял). И неизвестно, чем бы это кончилось, если бы я наконец не понял, что мое здоровье в моих же руках. Приехал на родину в Саратов, но и там не находил себе места. Друг Олег Смирнов убедил меня поехать с ним на Урал в геологоразведку. Поработал я там 4 месяца, но чувствую, не мое это дело и все тут.
Вернулся в Северодвинск, я ведь к тому времени был женат, и  сын уже рос.
На «Севмашпредприятии» предложили работу, связанную с командировками в Москву. Когда однажды возвратился в Северодвинск, директор завода Евгений Павлович Егоров предложил ему попробовать себя на поприще диспетчера.
Согласился, стал Юданов вначале сменным диспетчером, а затем старшим диспетчером по сдаточным заказам. Параллельно учился в политехникуме.
Евгений Павлович ежедневно сам давал задания старшему диспетчеру, а потом, ровно в 19 часов, Юданов докладывал ему о выполнении. И чаще всего все бывало сделано; а когда не получалось, Е.П.Егоров лично оказывал помощь в решении вопросов.
Чувствовал Константин, что этот вид деятельности ему по душе.
Вызвал как – то Константина  Юданова директор завода Егоров и спросил, не пора ли ему перейти на  должность строителя. Был даже заготовлен по этому поводу приказ, но не суждено, видно, было этому сбыться – дело затянулось.
Очень тепло вспоминает Константин Михайлович Евгения Павловича: он умел и требовать, и был доступен для людей.
Вот уж действительно человеческий мозг – компьютер, который может хра-нить массу самой разнообразной информации. Со сколькими известными людьми довелось встретиться Юданову.
Юданов дежурил по заводу, когда приезжал Н.С. Хрущев. Он видел, как открытая машина, в которой сидели Хрущев и Егоров, проезжала по проспекту Ленина от Первомайской до заводоуправления. Везде стояли люди.
Никита Сергеевич ознакомился с цехами. Между тем, время подошло к обеду. В столовой на «Севмашпредприятии» была приготовлена стерляжья уха на 80 человек. Но Хрущев распорядился по – своему, сказав, что в его вагоне накрыт стол на 8 человек, извинился перед многочисленной «свитой», которая его сопровождала. И обед по тем временам был самый обычный: борщ, палтус, селедка с луком и…  украинская горилка.

На «Звездочке»

Судьбой, видно, все – таки было предназначено работать Юданову до самой пенсии диспетчером.
Пока тянулось дело с назначением в строители, решился вопрос с предприятием «Звездочка». Направили Константина Михайловича сюда для организации диспетчерской службы, которой на предприятии не было. Круг обязанностей диспетчера широк. К нему могут обратиться с самыми разными вопросами, и ему до всего должно быть дело.
Главный диспетчер присутствует на всех совещаниях директора. Составляет по ним решения, и диспетчерское бюро ведет контроль за их выполнением.
На «Звездочке»  Юданов обратил внимание на то, что проверки по основным заказам проводятся в диспетчерской цеха 22 директором в присутствии   цеховых мастеров, а начальники цехов отсутствуют.
Начинались проверки в 17-00. Однако мастера стали жаловаться, что они не успевают дать задание бригадирам на II смену.
Тогда Г.Л.Просянкин назначил начало проверок на 20 часов. Поскольку они были многочасовыми и заканчивались в 23 часа и позже, то мастера после 17-00  дружно шли домой ужинать и возвращались к началу проверки.
Было предложено проводить проверки в кабинете директора в рабочее время с утра, с присутствием на них только начальников цехов и руководителей других подразделений; подготовлен для него календарный план – график, предусматривавший проведение директором всех видов проверок, посещений подразделений предприятия. Руководителям подразделений предлагалось организовать свои проверки по основной деятельности, исходя из календарного план – графика директора завода. Так родилась более совершенная система контроля производства.
 Однажды, когда первую проверку в кабинете Г.Л. Просянкина проводил Е.П.Егоров, то перед ее началом, в приемной, один из начальников цехов задал К.М. Юданову вопрос: «Как нам заходить – то туда (указав на дверь в кабинет директора завода)? C приспущенными штанишками?»  Да, тогда действовала административно – командная система и на определенном этапе она принесла свои плоды. Повысились сроковая дисциплина, культура производства, качество работы, чувство ответственности. Разумеется, не только от внедрения более совершенной системы осуществления контроля производства, а от всех ее слагаемых факторов. Условия проведения ремонта и модернизации кораблей  отличаются от строительства новых кораблей, которым занималось «Севмашпредприятие». Поэтому от диспетчерской службы, так  же как и от других подразделений предприятия «Звездочка», требовалась более оперативная работа, т.к. время было сжато до предела. Были сложности с диспетчерским  графиком, который в то время был единственным документом для контроля выхода изделий МСЧ в необходимые сроки и включал в себя многочисленные позиции, которые, в свою очередь, имели многоцеховой маршрут, что еще более увеличивало количество сроков, за которыми требовалось следить ежедневно и не только следить, а активно помогать цехам в доставке материалов, выделении транспорта, получении требуемой документации и т.п.
Нельзя сказать, что диспетчерская служба все это выполняла безукоризненно, но основные изделия , под работы по графикам строителей на заказах, монтажные цеха все -–таки получали из механических цехов вовремя. Что и решало проблемы.
Приходилось осуществлять и послеоперационный контроль внутри цехов.
Много сложностей возникло на предприятии при ремонте ледокола «Ленин».  Из – за отсутствия опыта ремонта таких кораблей, сроки ремонта его были под угрозой срыва.
Достаточно сказать, что приказом министра Г.Л.Просянкин был назначен ответственным сдатчиком. Разумеется, он не был освобожден от должности директора завода.
Зачастую проверки носили возбужденный характер. Многие руководители подразделений, строители и другие работники были лишены «13 -  й» и «14 – й» зарплат за производственные упущения, хотя срок сдачи ледокола еще не подошел. Но вот, наконец, ледокол сдали  в срок, и все, кто был «лишен» этих выплат, их получили. Это было осуществлено К. М. Юдановым, хотя он и рисковал очень многим.
Вот именно эту черту характера Константина Михайловича – справедливость – и подчеркивали все те, к кому я обращалась с просьбой сказать свое мнение о нем.
Юданов хорошо знал свою профессиональную задачу и мог принять решение, добиться его выполнения.
Григорий Лазаревич Просянкин как – то сказал, что довольно терпеть захламленность пирсов и поручил взяться за это дело главному диспетчеру. Последний составил распоряжение, коим предлагалось цехам вывезти с пирсов и складировать на своих площадках все лишнее и взял это под личный контроль. Задействовали схему: машина – заказ. Цеху 22 запретили складировать с машины на пирсах. Это было сделать непросто, но так учились культуре производства, оперативности в работе.
Диспетчерское бюро решало многие вопросы, возникавшие между строителями и цехами.
- Наша задача, - продолжал Юданов, - состояла не только в приказе, отчете, а прежде всего в выяснении, почему не справились с тем или иным пунктом, в конкретной помощи в выполнении.
Была большая «напряженка» с транспортом. Приглашали на разговор начальника транспортного цеха Кобылянского и распределяли машины вместе. Все было. При необходимости звучал приказ: «Сделать и доложить!»
Особенно нравилось Константину Михайловичу работать со строителями. Они относились к выполнению своих обязанностей с большой ответственностью, и цеха в свою очередь чувствовали, что диспетчеры им помогают. И это было приятно.
Он благодарен своим коллегам по работе диспетчерам Г.Г. Петухову (ныне главному диспетчеру), А.З.Тумаркину, Б.Н. Смирнову, Г.Н.Одегову, П.П.Андрееву, В.В.Казанцеву, Л.А.Попову, В.Г.Черных, оператору пульта Т.М.Колодкиной, Г.А.Дьячкову, А.В. Погорелову и всем работникам ПДО, с кем ему довелось трудиться на предприятии «Звездочка».           

Всю жизнь с песней

А эту грань жизни Константина Михайловича гранью даже условно, наверное, и не назвать, поскольку музыкой, песней он пленен давным – давно. И это добровольное приятное пленение, которое помогало и помогает ветерану даже в самые трудные жизненные моменты.
Началось все, как вспоминает сам Юданов, с балалайки, которую ему подарили в детстве.
А уже на Соловках друг и земляк Женя Яковлев, который аккомпанировал себе на гитаре, показал ему аккорды. До остального доходил уже самостоятельно.
С художественной самодеятельностью, с песней Константин связан с молодых лет.
В 60 –х годах в клубе имени Горького пел с оркестром под управлением А.Соколова, а в Доме офицеров – с оркестром под управлением В.Грихно.
В 1969 году активно выступал с оркестром Э.Мещанова во Дворце культуры имени Ленинского комсомола, а потом во Дворце имени 50 – летия Октября с оркестром А.Иванова. Вот такой длинный список его творческой, песенной деятельности.
Запомнилась оперетта «Свадьба в Малиновке», которую на сцене клуба имени Горького поставил профессиональный актер Киясов. К.Юданов исполнял роль Яшки – артиллериста. И здорово у него получилось: и не понять, что лучше удалось – пение или танцы.
 А когда вышел на пенсию, начался новый песенный этап – стал писать песни на стихи особенно полюбившихся ему поэтов. И это получилось очень естественно. Константин Михайлович очень любит жизнь во всех проявлениях, боготворит природу, а  душа его тянется к поэзии.
Поскольку Северодвинск стал его второй родиной, где он нашел свою любовь, создал семью, воспитал вместе с женой Ниной Иосифовной двоих детей (теперь они взрослые люди, тоже музыканты), то ему особенно любимы северные поэты Николай Рубцов, Олег Раменский, Юрий Ананьин, Вадим Беднов, поэт – североморец Владимир Матвеев.
Первая песня, написанная Юдановым, была продиктована любовью: он посвятил песню «Березка» своей жене Нине, когда ей исполнилось 50 лет. И с тех пор от-крылся, видно, какой – то источник, который питает песенный ручей Константина Михайловича.
С тех пор им написано 56 песен. Есть любимые и не очень, но все равно все они – дети Юданова и все ему дороги.
Объяснить, как создаются песни, Константину Михайловичу сложно. Когда одна-жды он читал стихи Олега Раменского   «Так в жизни сложилось …», рука сама потянулась к гитаре, и получилась замечательная песня, которая ярко отражает состояние души исполнителя.
Одной из своих любимых песен К.М.Юданов называет песню «Память». У нее своя история. С другом – североморцем, актером, поэтом и певцом Виталием Викторовичем Леоновым встретились в последний раз в Туле на слете юнг Северного флота (через 38 лет). Он посвящался 40 – летию Победы. А потом почти всю ночь просидели в гостиничном номере, вспоминали, пели песни  под гитару. И тогда Виталий достал чистый лист бумаги и написал стихотворение «Память», которое начинается так:
Мне трудно, дружище, дарить тебе память
Про первые наши с тобой острова,
Про первое море,
Про первое знамя…
На эти слова позднее Юданов написал музыку и с большой искренностью и душевностью исполнил ее в 1992 году на Соловках, куда были приглашены юнги Северного флота. Эта встреча была приурочена к 50 – летию организации школы юнг.
И вот теперь Виталия Викторовича уже нет в живых, а песня и память о нем живы.
Когда Леонова спросили, что он думает о своем друге, тот ответил:
- Костя – мой друг. Удивительно талантливый человек. Советское искусство много потеряло в лице Юданова.  Души в его пении не меньше, чем в песнях М.Бернеса и Л.Утесова. Он – красивый и талантливый человек.
А душа Константина Михайловича просит все новых и новых песен. И они появляются. Я с большим удовольствием сижу у него дома и слушаю недавно рожденные «Письмо с флота» на стихи Н.Букина (автора стихов «Прощайте, скалистые горы») и земляка Юданова – Николая Палькина «Былое». Готова слушать еще и еще.

Майя ДУЛУШКОВА